Виктор Гюго

Книга первая

Ватерлоо

Что можно встретить по дороге из Нивеля

В прошлом (1861) году, солнечным майским утром прохожий, рассказывающий эту историю, прибыв из Нивеля, направлялся в Ла-Гюльп. Он шел по широкому, обсаженному деревьями шоссе, которое тянулось по цепи холмов, то поднимаясь, то опускаясь как бы огромными волнами. Он миновал Лилуа и Буа-Сеньер-Исаак. На западе уже виднелась шиферная колокольня Брен-л’Алле, похожая на перевернутую вазу. Он оставил позади себя раскинувшуюся на холме рощу и на повороте проселка, около какого-то подобия виселицы, источенной червями, с надписью: «Старая застава № 4», – кабачок, фасад которого украшала вывеска: «На вольном воздухе. Частная кофейная Эшабо».

Пройдя еще четверть лье, он спустился в небольшую долину, куда из-под мостовой арки в дорожной насыпи струился ручей. Группы не густых, но ярко-зеленых деревьев, оживлявших долину по одну сторону шоссе, разбегались с противоположной стороны по лугам и в изящном беспорядке тянулись к Брен-л’Алле.

Направо, на краю дороги, виднелся постоялый двор, четырехколесная тележка перед воротами, большая вязанка жердей для хмеля, плуг, куча хворосту возле живой изгороди, дымящаяся в квадратной яме известь, лестница, прислоненная к старому открытому сараю с соломенными перегородками внутри. Молодая девушка полола в поле, где трепалась по ветру огромная желтая афиша, возвещавшая, по всей вероятности, о ярмарочном представлении по случаю храмового праздника. За углом постоялого двора, около лужи, в которой плескалась стая уток, вела в кустарники скверно вымощенная дорожка. Туда и направился прохожий.

Пройдя около сотни шагов вдоль ограды пятнадцатого столетия, увенчанной острым щипцом из цветного кирпича, он очутился перед большими каменными сводчатыми воротами, с прямым поперечным брусом над створками в суровом стиле Людовика XIV и двумя плоскими медальонами по сторонам. Фасад здания, такого же строгого стиля, возвышался над воротами; стена, перпендикулярная фасаду, почти вплотную подходила к воротам, образуя прямой угол. Перед ними на поляне валялись три бороны, сквозь зубья которых пробивались вперемежку всевозможные весенние цветы. Ворота были закрыты. Затворялись они двумя ветхими створками, на которых висел старый заржавленный молоток.

Ярко светило солнце; ветви деревьев тихо покачивались с тем нежным майским шелестом, который, кажется, исходит скорее от гнезд, нежели от листвы, колеблемой ветерком. Маленькая смелая пташка, видимо влюбленная, звонко заливалась меж ветвей раскидистого дерева.

Прохожий нагнулся и внизу, с левой стороны правого упорного камня ворот, разглядел довольно широкую круглую впадину, похожую на внутренность шара. В эту минуту ворота распахнулись, и появилась крестьянка.

Она увидела прохожего и догадалась, на что он смотрит.

– Сюда попало французское ядро, – сказала она. Потом добавила: – А вот здесь повыше на воротах, около гвоздя, – это след картечи, но она не пробила дерева насквозь.

– Как называется это место? – спросил прохожий.

– Гугомон, – ответила крестьянка.

Прохожий выпрямился, сделал несколько шагов и заглянул за изгородь. На горизонте, сквозь деревья, он заметил пригорок, а на этом пригорке нечто, похожее издали на льва.

Он находился на поле битвы при Ватерлоо.

Гугомон – вот то зловещее место, начало противодействия, первое сопротивление, встреченное при Ватерлоо великим лесорубом Европы, имя которого Наполеон; первый неподатливый сук под ударом его топора.

Некогда это был замок, ныне – всего только ферма. Гугомон для знатока старины – «Гюгомон». Этот замок был воздвигнут Гюго, сиром де Сомерель, тем самым, который сделал богатый дар шестому капелланству аббатства Вилье.

Прохожий толкнул ворота и, задев локтем стоявшую под их сводом старую коляску, вошел во двор.

Первое, что поразило его на этом внутреннем дворе, были ворота в стиле шестнадцатого века, похожие на арку, ибо все вокруг них обрушилось. Развалины часто производят впечатление величия. Близ арки в стене находились другие сводчатые ворота, времен Генриха IV, сквозь которые видны были деревья фруктового сада. Около этих ворот – навозная яма, мотыги и лопаты, несколько тачек, старый колодец с каменной плитой на передней его стенке и железной вертушкой на вороте, резвящийся жеребенок, индюк, распускающий веером хвост, часовня с маленькой звонницей, шпалерное грушевое дерево в цвету, осеняющее ветвями стену этой часовни, – таков этот двор, завоевать который было мечтой Наполеона. Если бы он сумел овладеть им, то, быть может, этот уголок земли сделал бы его владыкой мира. Тут куры ворошат клювами пыль. Слышится рычание большой собаки, она щерит клыки и заменяет теперь англичан.

О чем свидетельствует это открытие: «Моя любимая книга оказалось совсем не такой, какой я помню ее со времен детства!» - о качестве конкретной книги или о тебе самом, маленьком читателе того времени?

Я не хочу приводить примеры из собственной жизни. Лучше сослаться на классиков. Вот, к примеру, Леонид Пантелеев пишет в воспоминаниях, что подростком зачитывался романами Чарской, просто заглатывал их. А когда в зрелом возрасте перечитал, то так и не смог понять, чем был так очарован.
Возможно, этим лишний раз подтверждается тезис, что ребенок - «некультурный зритель» и его восприятие отлично от восприятия взрослого. Но и наше собственное восприятие, восприятие взрослого человека, сильно зависит от обстоятельств и меняется вместе с нами. Книги Лидии Чарской во времена Пантелеева-ребенка выходили миллионными тиражами. Ими зачитывались все - примерно так же, как зачитываются сейчас романами Дарьи Донцовой. Романы Чарской, можно сказать, были провозвестниками массовой литературы (провозвестниками - потому что процент грамотного населения в России того времени был слишком мал, чтобы говорить о действительно массовом чтении.) Революция изменила все в тогдашней России, в том числе и принципы книгоиздания, и отношение к «старым» писателям. Чарская была признана «осколком буржуазного прошлого», в ее книгах стали усматривать признаки классовой ограниченности, излишней сентиментальности и слащавости. Любить ее сделалось не только не модным, но неправильным и даже опасным. И следующие поколения детей уже знать не знали об этой Чарской - когда-то властительнице детских дум. И те взрослые, которые ее обожали в свое время - вот как Пантелеев, легко и без дрожи в сердце отказались от своей детской привязанности.

Что это - объективная оценка творчества? Политическая цензура? Или поучительная история о тщете писательских амбиций?

Переиздание детских книг советского периода (в той же редакции, с теми же картинками, только с лучшим полиграфическим качеством), которое сегодня стало ведущим трендом для многих российских издательств, отражает только наши собственные детские привязанности, нашу былую любовь. Вещь сильная с точки зрения покупательского порыва, но совсем не являющаяся гарантом качества. Перечитывание любимых детских книг оказывается делом рискованным.

Поэтому, когда мне в руки попала «Козетта» - одна из любимейших книжек моего детства: я до сих пор помню не только сюжет, не только детали, но даже некоторые фразы, - она долго лежала у меня на столе. Я все смотрела на нее - на старую узнаваемую гравюру на обложке, воспроизведенную с увеличением и потому с выраженным «зерном» (такая дизайнерская хитрость), - и эта прекрасно изданная книга (твердый переплет, плотная белая бумага, крупный шрифт, цветные полосные картинки) прямо отсылала к детской памяти, хотя та книжечка была в два раза меньше, тоненькая, в бумажной обложечке… А вот с перечитыванием тянула: вдруг что-то окажется не так? Это ж какой будет удар по хранимому детскому ощущению!

Но - ничего такого. То есть, как говорил один мой маленький знакомый, «мне было счастье».

Конечно, текст «Козетты» заведомо обладает некоторой гарантией качества: все-таки это отрывок из лучшего романа Виктора Гюго «Отверженные». Но отрывок не в полном смысле слова, а компиляция из текстовых фрагментов нескольких глав, в романе далеко отстоящих друг от друга. И к тому же несколько подправленный советскими редакторами. К примеру, там предусмотрительно выпущено упоминание пьяниц, которыми набит трактир Тенардье (место, где происходит действие) и которые едят, поют, ругаются и вообще всячески «создают атмосферу». В адаптированном варианте облегчено описание страха, который переживает маленькая девочка, оказавшаяся поздним вечером одна в лесу. Кроме того, в соответствии в атеистическими принципами советского воспитания в тексте опущено упоминание Рождества и рождественского сочельника: говорится лишь, что есть такой «милый обычай, по которому дети в канун праздника ставят свои башмаки в камин и ждут, что волшебница положит туда какой-нибудь подарок».

Сегодня такая трансформация темы Рождества выглядит несколько странно, но не наносит серьезного ущерба тексту в целом. Сокращение текста и смягчение некоторых авторских характеристик не очень заметны, но делают текст более адекватным для детского восприятия.

А компиляция фрагментов «по теме», как это ни странно, превратила материал «исходника» в совершенно новое художественное произведение - сказочную историю про девочку Козетту, которая очень точно адресована детям в возрасте от пяти с половиной до девяти лет. Да, история про маленькую Козетту превратилась в сказку и так и воспринимается. (Не выпади оттуда упоминание Рождества, можно было бы сказать, что это рождественская сказка.) Мы легко опознаем в ней известные сказочные мотивы и знакомую сказочную структуру.

Маленькая восьмилетняя девочка по имени Козетта живет у чужих людей, которые сделали из нее служанку. То есть девочка - сирота. Она ничего не знает о своих родителях. Более того, она уверена, что у нее никогда и не было матери. Ей приходится очень много и тяжело работать - слишком тяжело для своего возраста. Одета она в лохмотья, худа, измождена и поэтому некрасива. Ее кормят объедками под столом - так же, как живущую в доме собаку. На нее всё время кричат, ее бьют плеткой. Иными словами, это страдающее, униженное существо.

И вдруг случается событие, которое коренным образом меняет жизнь Козетты: в трактир приходит незнакомец, которому жизнь бедной сироты оказывается небезразличной. Он покупает ей свободное время для игры, дарит куклу, которую не может купить ни один горожанин из местных; накануне праздника, согласно «милому обычаю», кладет в старый уродливый башмак Козетты золотую монету; и, наконец, уводит девочку с собой. Но не просто так уводит, а сначала предлагает ей переодеться. У него с собой оказывается узелок с одеждой, рассчитанной как раз на девочку возраста Козетты. Понятно, что впереди у Козетты новая жизнь. И, следуя сказочной логике, это прекрасная жизнь.

Бедная сирота, которую угнетает хозяйка (мачеха) и обижают мачехины дочки; появление доброго волшебного покровителя, утешающего бедняжку и наделяющего ее невозможными по щедрости дарами; счастливое преображение замарашки, связанное с переодеванием в новую одежду («многие не узнавали Козетту - на ней больше не было ее лохмотьев»), - разве не проступает через все это сюжет сказки про Золушку?

А сюжет про Золушку в самых разных модификациях неизменно трогает девочек (она трогает и взрослых женщин, если модификации отвечают особенностям их восприятия) - в первую очередь, вот этой своей волшебной возможностью преобразования из замарашки в красавицу. Из униженного, покинутого существа в существо любимое.

Чувство «я замарашка» (читай - «я уродлива») - довольно характерно для девочки-подростка, переживающей свое телесное преобразование, поэтому эта книжка придется «впору» ребенку на пороге подросткового возраста.

Но и детям помладше знакомо подобное переживание. Как правило, оно возникает в связи с недовольством родителей: ребенок чувствует, что он не такой, каким его желают видеть; что он «недотягивает» и в этом смысле «урод». Понятно, что у разных детей такие чувства присутствуют в разной степени. Но известны они практически каждому ребенку.

Кроме того, когда ребенок достигает шести-семи лет (начало школьной жизни), требования родителей к нему резко возрастают. То есть у родителей возникает значительно больше поводов для недовольства, чем раньше. Как писал психоаналитик и исследователь волшебной сказки Бруно Беттельгейм, ребенок время от времени ощущает, что его родная мать обратилась в мачеху.

Все это основа для отождествления с падчерицей и даже с круглой сиротой из сказок.

Однако «Козетта» недаром вышла из романа великого мастера. В ее истории есть психологические характеристики, которых лишены героини волшебных сказок, и детали, которые делают несчастья Козетты особенно понятными ребенку.

Обязательное вязание, тяжеленные ведра, которые надо носить; ледяная вода, выливающаяся на голые ножки, - все это воспринимается в общем ряду печальных подробностей, но отсутствует в опыте современного ребенка.

А вот то, что злые хозяева не дают Козетте играть, это очень понятно и прямо соответствует детскому опыту. К тому же у Козетты нет игрушек. Сегодняшними детьми это вообще воспринимается как нечто запредельное. И то, что рядом с Козеттой живут другие дети, которым играть разрешается и у которых игрушки есть, но Козетте до этих игрушек нельзя дотрагиваться, кажется невероятной жестокостью. Даже пыткой.

Собственно, преображение Козетты начинается не в тот момент, когда незнакомец спасает ее от порки, и не когда она сама переодевается, а когда ей дарят невероятно дорогую куклу в розовом платье с блестящими волосами - «даму», как называет ее сама Козетта. Даже выйти замуж за принца - перспектива не столь привлекательная, как получить в подарок желанную игрушку. Это и есть тот «бал», на который по волшебству попадает сирота. И опять-таки это очень понятная для ребенка развязка.

История про Козетту самым полным и понятным образом удовлетворяет детское стремление к справедливости и потребность в счастливом конце.

И это то произведение, которое обеспечивает встречу ребенка с литературной классикой.

Судя по всему, нетленной.

Марина Аромштам

В прошлом (1861) году, солнечным майским утром прохожий, рассказывающий эту историю, прибыв из Нивеля, направлялся в Ла-Гюльп. Он шел по широкому, обсаженному деревьями шоссе, которое тянулось по цепи холмов, то поднимаясь, то опускаясь как бы огромными волнами. Он миновал Лилуа и Буа-Сеньер-Исаак. На западе уже виднелась шиферная колокольня Брен-л’Алле, похожая на перевернутую вазу. Он оставил позади себя раскинувшуюся на холме рощу и на повороте проселка, около какого-то подобия виселицы, источенной червями, с надписью: «Старая застава № 4», – кабачок, фасад которого украшала вывеска: «На вольном воздухе. Частная кофейная Эшабо».

Пройдя еще четверть лье, он спустился в небольшую долину, куда из-под мостовой арки в дорожной насыпи струился ручей. Группы не густых, но ярко-зеленых деревьев, оживлявших долину по одну сторону шоссе, разбегались с противоположной стороны по лугам и в изящном беспорядке тянулись к Брен-л’Алле.

Направо, на краю дороги, виднелся постоялый двор, четырехколесная тележка перед воротами, большая вязанка жердей для хмеля, плуг, куча хворосту возле живой изгороди, дымящаяся в квадратной яме известь, лестница, прислоненная к старому открытому сараю с соломенными перегородками внутри. Молодая девушка полола в поле, где трепалась по ветру огромная желтая афиша, возвещавшая, по всей вероятности, о ярмарочном представлении по случаю храмового праздника. За углом постоялого двора, около лужи, в которой плескалась стая уток, вела в кустарники скверно вымощенная дорожка. Туда и направился прохожий.

Пройдя около сотни шагов вдоль ограды пятнадцатого столетия, увенчанной острым щипцом из цветного кирпича, он очутился перед большими каменными сводчатыми воротами, с прямым поперечным брусом над створками в суровом стиле Людовика XIV и двумя плоскими медальонами по сторонам. Фасад здания, такого же строгого стиля, возвышался над воротами; стена, перпендикулярная фасаду, почти вплотную подходила к воротам, образуя прямой угол. Перед ними на поляне валялись три бороны, сквозь зубья которых пробивались вперемежку всевозможные весенние цветы. Ворота были закрыты. Затворялись они двумя ветхими створками, на которых висел старый заржавленный молоток.

Ярко светило солнце; ветви деревьев тихо покачивались с тем нежным майским шелестом, который, кажется, исходит скорее от гнезд, нежели от листвы, колеблемой ветерком. Маленькая смелая пташка, видимо влюбленная, звонко заливалась меж ветвей раскидистого дерева.

Прохожий нагнулся и внизу, с левой стороны правого упорного камня ворот, разглядел довольно широкую круглую впадину, похожую на внутренность шара. В эту минуту ворота распахнулись, и появилась крестьянка.

Она увидела прохожего и догадалась, на что он смотрит.

– Сюда попало французское ядро, – сказала она. Потом добавила: – А вот здесь повыше на воротах, около гвоздя, – это след картечи, но она не пробила дерева насквозь.

– Как называется это место? – спросил прохожий.

– Гугомон, – ответила крестьянка.

Прохожий выпрямился, сделал несколько шагов и заглянул за изгородь. На горизонте, сквозь деревья, он заметил пригорок, а на этом пригорке нечто, похожее издали на льва.

Он находился на поле битвы при Ватерлоо.

Гугомон – вот то зловещее место, начало противодействия, первое сопротивление, встреченное при Ватерлоо великим лесорубом Европы, имя которого Наполеон; первый неподатливый сук под ударом его топора.

Некогда это был замок, ныне – всего только ферма. Гугомон для знатока старины – «Гюгомон». Этот замок был воздвигнут Гюго, сиром де Сомерель, тем самым, который сделал богатый дар шестому капелланству аббатства Вилье.

Прохожий толкнул ворота и, задев локтем стоявшую под их сводом старую коляску, вошел во двор.

Первое, что поразило его на этом внутреннем дворе, были ворота в стиле шестнадцатого века, похожие на арку, ибо все вокруг них обрушилось. Развалины часто производят впечатление величия. Близ арки в стене находились другие сводчатые ворота, времен Генриха IV, сквозь которые видны были деревья фруктового сада. Около этих ворот – навозная яма, мотыги и лопаты, несколько тачек, старый колодец с каменной плитой на передней его стенке и железной вертушкой на вороте, резвящийся жеребенок, индюк, распускающий веером хвост, часовня с маленькой звонницей, шпалерное грушевое дерево в цвету, осеняющее ветвями стену этой часовни, – таков этот двор, завоевать который было мечтой Наполеона. Если бы он сумел овладеть им, то, быть может, этот уголок земли сделал бы его владыкой мира. Тут куры ворошат клювами пыль. Слышится рычание большой собаки, она щерит клыки и заменяет теперь англичан.

Англичане здесь достойны были изумления. Четыре гвардейские роты Кука в течение семи часов выдерживали ожесточенный натиск целой армии.

Гугомон, изображенный на карте в горизонтальном плане, включая все строения и огороженные участки, представляет собой неправильный прямоугольник со срезанным углом. В этом углу, под защитой стены, с которой можно было обстреливать в упор атакующих, и находятся южные ворота. В Гугомоне двое ворот: южные – ворота замка, и северные – ворота фермы. Наполеон направил против Гугомона своего брата Жерома; здесь столкнулись дивизии Гильемино, Фуа и Башлю; почти весь корпус Рейля тут был введен в бой и погиб, Келлерман потратил весь свой запас ядер на эту героическую стену. Отряд Бодюэна лишь с трудом проник в Гугомон с севера, а бригада Суа хоть и ворвалась туда с юга, но овладеть им не могла.

Строения фермы окружают двор с юга. Часть северных ворот, разбитых французами, висит, зацепившись за стену. Это четыре доски, приколоченные к двум перекладинам, и на них отчетливо видны шрамы, полученные во время атаки.

В глубине двора видны полуоткрытые северные ворота с заплатой из досок на месте вышибленной французами и висящей теперь на стене створки. Они проделаны в кирпичной с каменным основанием стене, замыкающей двор с севера. Это обыкновенные четырехугольные проходные ворота, какие можно видеть на всех фермах: две широкие створки, сколоченные из необтесанных досок. За ними расстилаются луга. Яростен был бой за этот вход. На косяках ворот долго оставались следы окровавленных рук. Именно здесь был убит Бодюэн.

Еще до сей поры ураган боя ощущается на этом дворе; здесь запечатлен его ужас; неистовство рукопашной схватки словно застыло в самом ее разгаре; это живет, а то умирает; кажется, все это было вчера. Рушатся стены, падают камни, стонут бреши; проломы похожи на раны; склонившиеся и дрожащие деревья будто силятся бежать отсюда.

Этот двор в 1815 году был застроен теснее, чем ныне. Постройки, которые позже были разрушены, образовали в нем выступы, углы, резкие повороты.

Англичане укрепились там; французы ворвались туда, но не смогли удержаться. Рядом с часовней сохранилось обрушившееся, вернее, развороченное, крыло здания – все, что осталось от Гугомонского замка. Замок послужил крепостью, часовня – блокгаузом. Здесь происходило взаимное истребление. Французы, обстреливаемые со всех сторон – из-за стен, с чердачных вышек, из глубины погребов, изо всех окон, изо всех отдушин, изо всех щелей в стенах, – притащили фашины и подожгли стены и людей. Пожар был ответом на картечь.

В разрушенном крыле замка сквозь забранные железными решетками окна видны остатки разоренных покоев главного кирпичного здания; в этих покоях засела английская гвардия. Винтовая лестница, вся рассевшаяся от нижнего этажа до самой крыши, кажется внутренностью разбитой раковины. Эта лестница проходила сквозь два этажа; осажденные на ней и загнанные наверх англичане разрушили нижние ступени. И теперь эти широкие плиты голубоватого камня лежат грудой среди разросшейся крапивы. Десяток ступеней еще держится в стене, на первой из них высечено изображение трезубца. Эти недосягаемые ступени крепко сидят в своих гнездах. Вся остальная часть лестницы похожа на челюсть, лишенную зубов. Тут же высятся два дерева. Одно засохло, другое повреждено у корня, но каждую весну зеленеет вновь. Оно начало прорастать сквозь лестницу с 1815 года.

На чужбине, в период эмиграции из бонапартистской республики, во время расцвета своих творческих сил создал величайшее позднеромантическое полотно Виктор Гюго - «Отверженные». Этим самым писатель подвел итог существенной части своего авторского пути. Данное произведение и в современном мире является самым известным его творением.

Замысел

Еще в молодости у писателя появился замысел романа, описывавшего жизнь низшего сословия, несправедливости и предубеждений общества. Гюго попросил одного из своих друзей собрать сведения о быте и жизни каторжников. Скорее всего, интерес к осужденным был пробужден из-за истории о ставшем полковником беглом каторжнике, которого позднее арестовали в столице Франции.

Городской префект поведал Гюго о родственнике епископе, приветившем в своем доме освобождённого каторжника. Переродившись под влиянием духовного лица, тот, в свою очередь стал военным санитаром, который впоследствии погиб под Ватерлоо. В двадцать третьей главе романа «Отверженные» Виктор Гюго поместил повествование о каторжнике, с первых дней на свободе сталкивающемся с жестокостью, предубеждением и враждебностью окружающих. Во многом этот рассказ напоминал историю главного героя произведения. И вот, когда автор уже представил себе очертания романа и написал к нему предисловие, он отвлекся на театр. Но все равно замысел книги не покидал Гюго и продолжал зреть в его голове, обогащаясь новыми впечатлениями и большим интересом к социальным вопросам и проблемам. В некоторых произведениях того времени можно обнаружить очертания будущего романа «Отверженные».

История написания истрического романа

Писатель настолько увлечён работой, что даже пытается «удлинить» свой рабочий день за счет перенесённого на вечер обеда. Но такая упорная работа была прервана сначала событиями революции, а затем и переворотом. В результате написание книги «Отверженные» Виктор Гюго заканчивает уже на чужбине, в столице Бельгии.

Редакции произведения

В сравнении с окончательным текстом первая редакция содержала намного меньше авторских отступлений и эпизодов. Она состояла из четырёх частей.

Через пятнадцать лет после начала работы над книгой, окончательно названной Гюго «Отверженные», он решил переработать роман и дать полную свободу своей лирической прозе. За счёт таких авторских отступлений произведение увеличилось в объёмах. Также здесь присутствуют ответвления от основной линии сюжета.

Будучи в Брюсселе, писатель за две недели в романе создал главы, которые описывали тайное республиканское общество с созданным идеальным образом жреца революции, а также сражения под Ватерлоо.

Об окончательной редакции книги можно сказать, что демократические взгляды автора к тому времени значительно углубились.

Идея романа и истинность принципов

Роман Виктора Гюго «Отверженные» является историческим, так как именно такая масштабность, по мнению автора, необходима для постановки вопросов существования человека.

Основной идеей замысла является моральный прогресс как основной компонент общественных преобразований. Этим и проникнуто всё зрелое творчество писателя.

Мы наблюдаем, как главный герой Виктора Гюго («Отверженные») нравственно совершенствуется. Именно поэтому автор назвал своё произведение «эпосом души».

Социальные проблемы и романтическая идея борьбы добра со злом переходят в этическую плоскость. По мнению писателя, в жизни имеется две справедливости: одна - высшая гуманность, основанная на законах христианской религии (епископ), а другая определяется законами юриспруденции (инспектор).

Но, несмотря на это, роман, который написал Виктор Гюго («Отверженные»), сколько томов бы в нем ни было (произведение состоит из трёх томов), овеян ореолом романтической борьбой добра со злом, милосердием и животворной любовью. Именно это и является стержнем всего романа.

Роман «Отверженные». Историческое значение

Историческое значение этого произведения в том, что здесь писатель берёт под защиту гонимый и угнетённый народ и отверженного, страдающего человека, а также обличает лицемерие, жестокость, ложь и бездушие буржуазного мира.

Именно поэтому невозможно остаться равнодушным, читая одно из лучших произведений, которое написал Виктор Гюго, - «Отверженные». Отзывы о нём были оставлены и великими русскими классиками. В частности, Толстой, являющийся великим отечественным гуманистом, назвал эту книгу лучшим французским романом. А Достоевский перечитывал произведение, воспользовавшись двухдневным арестом за нарушение условий цензуры.

Образы героев книги являются неотъемлемыми частями мирового культурного наследия. Интерес к ним не утихает до сих пор. Невозможно остаться равнодушным к проблемам, которые поднял в своей книге Виктор Мари Гюго. «Отверженные» и сейчас переживают всё новые и новые публикации и экранизации, последняя из которых была выпущена около трёх лет назад. В фильме-мюзикле приняли участие известные актёры Голливуда.

Рассказ о маленькой девочке по имени Козетта начинается с несчастной истории любви ее матери. Ее мать звали Фантина, она была безумно влюблена в одного мужчину, но тот оказался весьма коварным – он воспользовался ею и бросил на произвол судьбы. После их романа у женщины родилась дочь.

С маленькой девочкой на руках, Фантина вынуждена скитаться по свету в поисках пропитания, но кто возьмет на работу женщину с маленьким ребенком на руках? Так, в один из дней, скитания приводят их в Монфермейл, на улицу Хлебопеков, и глазам ее предстает чудесная

Картина: две девочки, счастливые и веселые, раскачиваются на своих качелях.

Фантина решила, что именно такой жизни заслуживает ее дочь. Поговорив с детьми, она попросила их отвести ее к родителям. Так она оказывается перед дверьми трактира, который принадлежал алчным супругам Тенардье. Фантина уговаривает хозяев оставить у себя ее дочь, обещая ежемесячно присылать деньги на ее содержание. Так Козетта оказывается в семье Тенардье.

Трактирщик и его жена ненавидят девочку и делают все, чтобы усугубить ее существование. Жадность душит этих людей, они считают, что Козетта их объедает. Ей было велено питаться

Объедками под столом, наравне с животными, несмотря на то, что ее мать, как и обещала, продолжала присылать деньги, как и было условлено. Но хозяевам трактира все было мало, и она постоянно повышали плату за содержание девочки. Так, с оговоренных изначально семи франков в месяц, эта сумма выросла до пятнадцати.

Несчастная женщина выполняла любое их ложное требование: будь то дополнительные деньги на теплую одежду или дорогостоящие лекарства для лечения несуществующей болезни. В отчаянии Фантине пришлось продать свои волосы и зубы, чтобы ее дочка могла жить и содержаться, как она думала, в достойных условиях. Она не переставала видеть те качели, и представляла, что ее дочка вместе с детьми трактирщицы так же весело и беззаботно качается на них каждый день.

Как только Козетте исполнилось пять лет – она стала прислугой в алчной семье. Она моет, убирает, подметает двор, ходит за покупками и делает всю самую «грязную» работу. Девочка вошла в их дом светлым розовощеким ребенком, а пару лет спустя стала истощенной и замученной девочкой. Дети хозяев не позволяли ей приближаться к ним и играть вместе. Мать несчастной умерла от чахотки, и она осталась совсем одна на белом свете.

Перед смертью единственное, что хотела Фантина – это увидеть свою девочку. Но молитва ее не была услышана – женщина скончалась, так и не повидав свою дочь. Читая о ее жизни, невольно преисполняешься жалости к бедному ребенку и не понимаешь, как чета Тенардье может быть такой злой и жадной. И, казалось бы, жизнь девочки была предрешена – вечные муки и прислуживание в доме ненавидящих тебя людей.

Но наступил канун Рождества, и все готовились к этому священному празднику. Ночь была очень холодная, но, несмотря на это, хозяйка приказала Козетте принести воды из ручья. Девочка безумно страшилась темноты, но еще больше ее пугал гнев трактирщицы. По пути к ручью, внимание Козетты привлекла красивая кукла на прилавке витрины магазина. Засмотревшись на нее, девочка думала лишь о том, насколько эта кукла прекрасна. Но, придя в себя, она быстрым шагом направилась к воде, зачерпнула ведро, и, согнувшись от тяжести, потащила ношу в сторону трактира. Вдруг чья-то рука подхватила ее ношу.

Незнакомец оказался стариком, весьма скудно одетым. Он предложил свою помощь и спросил, кто отправил девочку в столь поздний час и с таким заданием, после чего проводил ее к трактиру. Госпожа Тенардье оценивающе оглядела старика и пригласила его за стол. Рассказывая о том, как им досталась Козетта, сколько хлопот она принесла ее семье, и как девочка объедает ее собственных детей, хозяйка назвала девочку причиной обнищания семьи трактирщика. Все это время девочка покорно сидела под столом.

Увидев оставленную без внимания тряпичную куклу дочерей госпожи, Козетта стянула ее со стола. Хозяйка, заметив это, пришла в ярость и хотела наказать девочку. Но вмешался старик – он вышел с постоялого двора и вернулся с той самой куклой, на которую совсем недавно засмотрелась Козетта. Он вручил ее девочке, чем привел в ярость трактирщицу, а ее дочерей заставил позеленеть от зависти.

Муж трактирщицы, мсье Тенардье, упрекнул незнакомца в подобной щедрости, ссылаясь на то, что эта девочка должна работать, а не играть. И тогда старик принял решение. Он предложил чете Тенардье избавить их от мук воспитания несчастной и забрать Козетту с собой. Хозяйка почти сразу же согласилась, но вешался ее муж, желавший поторговаться и не отпускать девочку задаром, ведь они столько сил и денег положили на ее воспитание.

Старик крепко взял ее за руку, выводя из трактира навстречу ее новой жизни. Автор не говорит, как именно изменилась жизнь девочки, лишь намекает, что с тех пор она была долгой и счастливой.